В ремесле рассказчика историй есть кое-что такое, о чем не рассказывают. Кто же, в самом деле, станет рассказывать рассказчику историй, что его ждут истории, которые нельзя рассказать? О да, ждут. Они ждут каждого из нас, охотятся за нами, ищут, идут по тонкому следу из сонной паутины. Ты научишься бояться нерассказываемых историй, но будет уже поздно. Хотя бы одна настигнет тебя, и навеки останется с тобой.
Поэтому мы не любим оставаться одни. Поэтому мы не любим тишины. Поэтому вокруг нас всегда музыка, и даже в полной тишине музыка звучит изнутри головы, заглушая голоса нерассказываемых историй.
В месте, где я живу, слишком много углов. Нерассказываемые истории так любят эти темные углы, они прячутся в тенях, и ждут, пока ты окажешься один и настолько беспечен, чтобы пройти в темноте мимо угла. Стоит только приблизиться, как начинаешь слышать голоса. Голоса твоих вечных спутников, твоих излюбленных безумцев, от которых ты не можешь отказаться, и которым ты не можешь отказать. Мало ли безумных голосов ты слышишь, спросит кто-то незнакомый с нашим ремеслом. О, друг мой, ты не представляешь, о чем говоришь. Ты можешь замолчать, а можешь продолжать говорить. Мне плевать. Твои слова - тень вчерашнего воздуха, нелепое колебание эфира, недоступное моему слуху. Нерассказываемые истории потому и называют нерассказываемыми, что я никогда не смогу рассказать их. Ты мог бы назвать их демонами, пожалуй. Ты уже понял, да? Мне плевать. Это мои демоны ждут меня в темных углах, вцепляясь своими голосами мне в горло и сдавливая связки, не давая издать и звука.
О, мои безумцы, мои несчастные изломанные тени. Кем вы были, почему охотились за мной, ради чего преследовали от меня, и какой смысл в том, что вы меня нашли? Вам бессмысленно задавать вопросы, вы, мое проклятие и моя надежда. Почему ты стоишь на горе изрубленных трупов, сжимая в руке знамя, и единственное, что не дает тебе упасть - это тела, сложившие опору под почти перерубленными ногами? Зачем ты держишь это нелепое знамя, неужели ты не видишь, что остался один среди воющей страшно орды в шлемах в виде змеиных голов? К чему спрашивать, ты не ответишь мне, неведомый воин. Не ответит мне тонкий, восково-бледный юноша, что закусив губу от наслаждения, отточенной бритвой вырезает по коже причудливый узор. Узор набухает алым, и нежная тянущая боль - его награда и его расплата, которую он боится и ждет. Для кого танцуешь ты, юная жрица, для кого на твоем некрасивом плоском лице тремя красками улыбается лицо Всеприимнейшей? Когда тело твое извивается в любовной пляске, никто не в силах уследить за вьющейся в густом из-за пряного дыма в воздухе смертоносной струной. И ты, мой томный игрок, мой нежный маэстро Страх, слышащий хохот Безумного Бога, о чем ты молчишь, когда под твоими ногами рушатся миры?
О, мои гости, вы будете оставаться со мной вечность, пока Бездна не решит, что вам пора меня покинуть. Своих любимых безумцев я не оставляю жаться в углах. Я мастер. Я вожу за собой свои безделушки, свои шкатулки для голосов. Милые ничего не значащие вещи, хранящие в себя шепот одинокой темноты. Когда вы особенно нужны мне, я открываю свои шкатулки и слушаю, слушаю, слушаю вас, растворяюсь в вас, вбираю в себя.
Иногда мои шкатулки пропадают. Я не беспокоюсь о них. Это значит всего-навсего то, что кто-то возьмет милую безделушку в руки. И поймет, что стоило бояться нерассказываемых историй.
Здравствуй, дитя мое. Я научу тебя ремеслу. Только не говори мне, чей голос ты слышишь из темного угла. Он теперь твой.