Рассказчик историй
Деревня стояла в ложбине между двумя перевалами, а в скалах над деревней жил отшельник.
Деревенские почитали его чудотворцем, этого седого улыбчивого старика, чудотворцем и немного безумцем. Они приносили съестное в плетеных из длинных полос коры туесах к подножию горной тропы и говорили: "Для нашего маленького святого". Отшельник изредка оставлял свою горную хижину и спускался в деревню, посидеть немного в харчевне, выпить чашечку подогретого вина, поболтать с людьми. Он все время улыбался, этот невысокий худой человек, улыбка морщинами разбегалась к самым вискам. Как мог стать отшельником тот, кто так радовался звукам человеческой речи, так весело смеялся над немудреными шутками? За это и звали старика безумцем.
Хотя ума у отшельника было столько, что можно было смело делить на десятерых, и ни один бы остался обиженным. Маленький святой лечил хвори и раны у людей и животных, давал не всегда понятные, но всегда действенные советы, и не просил в ответ ничего. Зато когда он приходил в деревню, у людей всегда находилось то, в чем он нуждался: нож у кузнеца, ткань у ткачихи, миска у гончара.
Больше всех его любили дети - за те истории, которые старик рассказывал, щурясь и улыбаясь всем лицом. Он рассказывал о царях и героях неведомых земель, могучих волшебниках и страшных демонах, о кровавых битвах и мудрых красавицах... Дети слушали, раскрыв рты и восторженно блестя глазами, дети верили словам старика. Взрослые посмеивались, но и сами были не прочь задержаться у белого камня на окраине деревни, на котором сидел отшельник, увлеченный собственными историями.
Однажды старик спустился в деревню крайне взволнованным. Он больше не улыбался, и глубокая вертикальная морщина пролегла между сдвинутыми бровями. Старик говорил всем и каждому, что люди должны из деревни. Да-да, бросить все, что нельзя унести и уйти, потому что иначе им спастись не удастся.
"От чего нам спасаться?" - смеялись люди. "не бывает в наших краях ни оползней, ни обвалов, ни страшных селей".
"Вас погребет лавиной", - чуть не плача, говорил старик. "Жадной человеческой лавиной. Придут с перевала дикие горцы, и убьют всех, кого увидят".
"Нет никаких горцев за перевалом", - отвечали люди. "Там лишь снег и лед, и люди там не живут".
Ни с чем вернулся старик в свою хижину.
А спустя три дня с горной тропы спустился юноша. Он был невысок ростом, тонок станом и красив лицом, а на плече нес большой кривой меч с длинной рукоятью.
"Тот, кого вы называли Маленьким святым, умер", - сказал юноша. "Он был моим дедом".
Деревенские пригляделись, и решили, что юноша и впрямь похож на смешливого старика, что жил в скалах над деревней.
"Я обещал ему, что выполню его последнюю волю", - сказал юноша. "Останусь у вас и послужу вам за то, что были к нему добры".
Юноша действительно остался в деревне. Он брался за любую работу: вскопать огород, подновить колодезный сруб, починить сломанный инструмент или посидеть с захворавшим малышом. Люди быстро привыкли к нему, как будто рядом с ними всегда жил смешливый молодец, не отказывающий никому в помощи.
А потом с перевала лавиной хлынули дикие горцы, которых выгнал с насиженных мест ледник, далеко протянувший свои холодные белые руки. Они визжали от нетерпения, видя перед собой деревню, в которой их ждало свежее мясо и мягкие женщины долины, они выли от предвкушения легкой победы. Но им навстречу вышел невысокий худощавый юноша, не спеша раскручивающий в руках кривой меч на длинной рукояти. И лавина разбилась об одинокий утес. Ни один из косматых дикарей не остался в живых, ни один не смог пройти мимо того, кто стоял намертво, защищая людей за своей спиной.
Когда его вытащили из-под груды тел, юноша еще дышал. Он даже смог подняться на ноги и побрел, не оглядываясь, к горной тропе, тяжело опираясь на свой меч. Его пытались остановить, но он лишь твердил: "Я должен подняться туда один".
Люди отпустили его.
Через три дня они поднялись по тропе к хижине Маленького святого. На ее пороге лежал израненный, изрубленный седой старик. Он был мертв. В руке он сжимал длинную рукоять кривого меча, а на его губах застыла счастливая улыбка.
Деревенские почитали его чудотворцем, этого седого улыбчивого старика, чудотворцем и немного безумцем. Они приносили съестное в плетеных из длинных полос коры туесах к подножию горной тропы и говорили: "Для нашего маленького святого". Отшельник изредка оставлял свою горную хижину и спускался в деревню, посидеть немного в харчевне, выпить чашечку подогретого вина, поболтать с людьми. Он все время улыбался, этот невысокий худой человек, улыбка морщинами разбегалась к самым вискам. Как мог стать отшельником тот, кто так радовался звукам человеческой речи, так весело смеялся над немудреными шутками? За это и звали старика безумцем.
Хотя ума у отшельника было столько, что можно было смело делить на десятерых, и ни один бы остался обиженным. Маленький святой лечил хвори и раны у людей и животных, давал не всегда понятные, но всегда действенные советы, и не просил в ответ ничего. Зато когда он приходил в деревню, у людей всегда находилось то, в чем он нуждался: нож у кузнеца, ткань у ткачихи, миска у гончара.
Больше всех его любили дети - за те истории, которые старик рассказывал, щурясь и улыбаясь всем лицом. Он рассказывал о царях и героях неведомых земель, могучих волшебниках и страшных демонах, о кровавых битвах и мудрых красавицах... Дети слушали, раскрыв рты и восторженно блестя глазами, дети верили словам старика. Взрослые посмеивались, но и сами были не прочь задержаться у белого камня на окраине деревни, на котором сидел отшельник, увлеченный собственными историями.
Однажды старик спустился в деревню крайне взволнованным. Он больше не улыбался, и глубокая вертикальная морщина пролегла между сдвинутыми бровями. Старик говорил всем и каждому, что люди должны из деревни. Да-да, бросить все, что нельзя унести и уйти, потому что иначе им спастись не удастся.
"От чего нам спасаться?" - смеялись люди. "не бывает в наших краях ни оползней, ни обвалов, ни страшных селей".
"Вас погребет лавиной", - чуть не плача, говорил старик. "Жадной человеческой лавиной. Придут с перевала дикие горцы, и убьют всех, кого увидят".
"Нет никаких горцев за перевалом", - отвечали люди. "Там лишь снег и лед, и люди там не живут".
Ни с чем вернулся старик в свою хижину.
А спустя три дня с горной тропы спустился юноша. Он был невысок ростом, тонок станом и красив лицом, а на плече нес большой кривой меч с длинной рукоятью.
"Тот, кого вы называли Маленьким святым, умер", - сказал юноша. "Он был моим дедом".
Деревенские пригляделись, и решили, что юноша и впрямь похож на смешливого старика, что жил в скалах над деревней.
"Я обещал ему, что выполню его последнюю волю", - сказал юноша. "Останусь у вас и послужу вам за то, что были к нему добры".
Юноша действительно остался в деревне. Он брался за любую работу: вскопать огород, подновить колодезный сруб, починить сломанный инструмент или посидеть с захворавшим малышом. Люди быстро привыкли к нему, как будто рядом с ними всегда жил смешливый молодец, не отказывающий никому в помощи.
А потом с перевала лавиной хлынули дикие горцы, которых выгнал с насиженных мест ледник, далеко протянувший свои холодные белые руки. Они визжали от нетерпения, видя перед собой деревню, в которой их ждало свежее мясо и мягкие женщины долины, они выли от предвкушения легкой победы. Но им навстречу вышел невысокий худощавый юноша, не спеша раскручивающий в руках кривой меч на длинной рукояти. И лавина разбилась об одинокий утес. Ни один из косматых дикарей не остался в живых, ни один не смог пройти мимо того, кто стоял намертво, защищая людей за своей спиной.
Когда его вытащили из-под груды тел, юноша еще дышал. Он даже смог подняться на ноги и побрел, не оглядываясь, к горной тропе, тяжело опираясь на свой меч. Его пытались остановить, но он лишь твердил: "Я должен подняться туда один".
Люди отпустили его.
Через три дня они поднялись по тропе к хижине Маленького святого. На ее пороге лежал израненный, изрубленный седой старик. Он был мертв. В руке он сжимал длинную рукоять кривого меча, а на его губах застыла счастливая улыбка.
*"мои люди, живущие в моей тени"... то есть оно про другое. н-но...*
мдя, я всегда о них думаю, н-но... Я тут подумал о Скальных канонах, точнее о тех историях, которые рассказывали в предгорьях Льиншей до того, как туда пришли Зимние. Потому что многие Скальные каноны родились из местных историй...
Black_Anna a.k.a. Gaellio, может быть. Это было в долине меж двух перевалов, которая отделяла обжитые земли от Зимы. И, наверное, просто некому было сложить об этом песню.
Karolina Cienkowska, спасибо.