Рассказчик историй
Папа, твой сын никем не хочет быть.
Папа, твой сын не хочет быть никем.
Папа, твой сын не хочет быть. Никем.
Я играю с голосом, как с котенком-подростком. Звуки крошечными коготками царапают мне горло, выбираются из моего рта и трепещут крылышками вокруг, желто-зелеными прозрачными крылышками. Я не понимаю, как они заводятся в гулкой хриплой пустоте, которой я заполнен.
Звуки имеют дурное обыкновение складываться в слова. Некоторые из них мне нравятся. Например, слово "релятивист". У него вкус желтой медовой груши, и зубы в него вонзаются с таким же сочным чавканьем. Или вот слово "дредноут". Оно как гречка, сваренная в печи. А есть слова противные. Слово "ассорти" пахнет портовым ветром, поэтому конфеты из коробки, на которой оно написано, не могут быть вкусными.
Папа, твой сын не хочет быть никем.
Папа, твой сын не хочет быть. Никем.
Я играю с голосом, как с котенком-подростком. Звуки крошечными коготками царапают мне горло, выбираются из моего рта и трепещут крылышками вокруг, желто-зелеными прозрачными крылышками. Я не понимаю, как они заводятся в гулкой хриплой пустоте, которой я заполнен.
Звуки имеют дурное обыкновение складываться в слова. Некоторые из них мне нравятся. Например, слово "релятивист". У него вкус желтой медовой груши, и зубы в него вонзаются с таким же сочным чавканьем. Или вот слово "дредноут". Оно как гречка, сваренная в печи. А есть слова противные. Слово "ассорти" пахнет портовым ветром, поэтому конфеты из коробки, на которой оно написано, не могут быть вкусными.