Рассказчик историй
Когда тайро пришел, выяснилось, что не пришел, а пришла.
- Айя, чудо-мальчик! Я - Тайя.
Голос высокий, визгливый. Воздух вокруг дрожит от постоянного движения - глазами не увидеть. Ее много и она везде. Холодная.
- Выходим на закате, - противный голос. И сама она неприятная. Такая вот тайро - Тайя аэ-Льонн, Повелитель Печати, Хранитель Острия. Имя хорошее, а сама неприятная. А что поделать - не так много тех, кто способен удержать в двух руках - две разные силы. Подобные ходят с подобными. Идти с ней на всю ночь в ледяные пустоши, доев запасы, охотиться на пушистых снежных змей и есть строганину, выслеживать во вьюге неспящих Предначальных. Не хочется.
Идти, и охотиться, и есть, и выслеживать. И спать в шатре, прижавшись друг к другу обнаженными телами в коконе выделанных шкур - иначе не сохранить тепло. Странная она - Тайя аэ-Льонн. Тонкая трансформа у нее красивая - снежный барс, донельзя похожий на хищного песчаного ящера - самому видеть такого не приходилось, папа рассказывал. А физическую трансформу хорошо, что не глазами видеть приходится - хотя она в ней почти постоянно. Ни минуты в неподвижности, дрожит от злого охотничьего возбуждения, дергает из стороны в сторону хвостом. А говорят, нельзя все время в боевой форме ходить - с ума можно сойти. Хотя она, похоже, давно сошла.
А тело у нее все покрыто нежным мехом - белым, наверняка белым. Только на лице шрамы от ожога, словно стекающие из-под повязки, плавно переходят в чешую. Ради силы выжгла себе глаза Тайя аэ-Льонн едкой щелочью, раствором толченого белого камня.
Впервые видеть, как убивают с жадностью - страшно. Потом - привыкаешь. Она все делает с жадностью. Когда просыпаешься и чувствуешь у себя на лице ее холодные влажные губы - и понимаешь - можно. Раньше даже не думалось об этом - сколько раз в году это позволено? Большая часть - ночью. И сразу становится ясно, почему ночью. Сбросить накопившееся напряжение, дать выход жадному безумию Предначального, стряхнуть с себя слишком глубоко проникший холод. А потом лежать рядом со своей первой женщиной, долго молчать и наконец спросить:
- Я должен что-нибудь чувствовать? К тебе? - уточнить.
У нее очень неприятный смех, но от него становится легче. Она отвечает, отсмеявшись:
- Айя, какой ты умный, чудо-мальчик Айррэл. Не должен. Конечно, не должен.
А вернувшись - два новых шрама - не удержать мальчишеское любопытство, посмотреть на тайро Тайю аэ-Льонн чужими глазами. Некрасивая. А кто красивый? Мама. Жаль, что ей все равно. Матерям Жнецов - если они сами не Жнецы - не нужны их дети.
- Айя, чудо-мальчик! Я - Тайя.
Голос высокий, визгливый. Воздух вокруг дрожит от постоянного движения - глазами не увидеть. Ее много и она везде. Холодная.
- Выходим на закате, - противный голос. И сама она неприятная. Такая вот тайро - Тайя аэ-Льонн, Повелитель Печати, Хранитель Острия. Имя хорошее, а сама неприятная. А что поделать - не так много тех, кто способен удержать в двух руках - две разные силы. Подобные ходят с подобными. Идти с ней на всю ночь в ледяные пустоши, доев запасы, охотиться на пушистых снежных змей и есть строганину, выслеживать во вьюге неспящих Предначальных. Не хочется.
Идти, и охотиться, и есть, и выслеживать. И спать в шатре, прижавшись друг к другу обнаженными телами в коконе выделанных шкур - иначе не сохранить тепло. Странная она - Тайя аэ-Льонн. Тонкая трансформа у нее красивая - снежный барс, донельзя похожий на хищного песчаного ящера - самому видеть такого не приходилось, папа рассказывал. А физическую трансформу хорошо, что не глазами видеть приходится - хотя она в ней почти постоянно. Ни минуты в неподвижности, дрожит от злого охотничьего возбуждения, дергает из стороны в сторону хвостом. А говорят, нельзя все время в боевой форме ходить - с ума можно сойти. Хотя она, похоже, давно сошла.
А тело у нее все покрыто нежным мехом - белым, наверняка белым. Только на лице шрамы от ожога, словно стекающие из-под повязки, плавно переходят в чешую. Ради силы выжгла себе глаза Тайя аэ-Льонн едкой щелочью, раствором толченого белого камня.
Впервые видеть, как убивают с жадностью - страшно. Потом - привыкаешь. Она все делает с жадностью. Когда просыпаешься и чувствуешь у себя на лице ее холодные влажные губы - и понимаешь - можно. Раньше даже не думалось об этом - сколько раз в году это позволено? Большая часть - ночью. И сразу становится ясно, почему ночью. Сбросить накопившееся напряжение, дать выход жадному безумию Предначального, стряхнуть с себя слишком глубоко проникший холод. А потом лежать рядом со своей первой женщиной, долго молчать и наконец спросить:
- Я должен что-нибудь чувствовать? К тебе? - уточнить.
У нее очень неприятный смех, но от него становится легче. Она отвечает, отсмеявшись:
- Айя, какой ты умный, чудо-мальчик Айррэл. Не должен. Конечно, не должен.
А вернувшись - два новых шрама - не удержать мальчишеское любопытство, посмотреть на тайро Тайю аэ-Льонн чужими глазами. Некрасивая. А кто красивый? Мама. Жаль, что ей все равно. Матерям Жнецов - если они сами не Жнецы - не нужны их дети.